IPB

Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )

 
Ответить в эту темуОткрыть новую тему
> Падал снег
SuperMax
сообщение 20.5.2016, 10:32
Сообщение #1


Администратор
*****

Группа: Root Admin
Сообщений: 6 299
Регистрация: 7.1.2006
Из: Красноярск
Пользователь №: 1



Беляна смотрела на падающий снег. Какой густой…

Лениво и плавно кружа, снежинки опускались на землю, на ветви деревьев, на лапы ели, нависшей над девушкой погребальным покровом.

Не прошло и лучины, как волхв с жителями деревни покинули поляну, а уже исчезли и уродливое чёрное пятно священного костра, и яркие проталины от крови жертвенного барана. Развешенные вокруг девушки бусы из внутренностей теперь не парили, а прихватились морозцем, обросли кровяными сосулями. Лицо жгло от застывших слез - не удержала, видя радостно оскаленные жёлтые пеньки зубов Живобора, когда тот не поленился привязать её ещё и к стволу. Ведать бы – ещё вечор утекла бы в лес…
Холода она уже не чувствовала, только усталость. Хотелось закрыть глаза и уснуть, но понимала, что сон этот будет последним, а не застынет – есть надежда в Яви остаться.

В этот год зима наступила ранее обычного, уже в начале грудня пришли первые морозы. Волхв Жизнебор сказал, что Карачун осерчал, ибо уже три года деревня не посылала ему невесту. Значит, надобно обязательно уважить в Волчьи Святки, вон сколько дармоедок подросло, есть из кого выбрать.
Долго спорить, кого назначить в невесты, не стали – Беляне уже шестнадцать, да до сих пор не замужняя, к тому же – сирота. Ждан уже отчаялся выдать сыновницу*, девка выросла своевольной, не шла младшей женой да за абы кого, хотела, как мать – быть единственной. Силой спровадить не мог - обещала руки на себя наложить, а это - бесчестье роду, особенно после того, как сгинула Берёза.

Странная и нелюдимая, Беляна пошла красой в мать – Берёзу, единственную жену Клёна. Откуда та была родом, никто не знал, а родители – отшучивались. Белая телом и волосами, она имела на удивленье тёмные брови и ресницы – точно чёрные отметины на белой коре. Почитай, все мужики в деревне заглядывались на красавицу, только волхв Берёзу не жаловал, но и задирать опасался.

Четыре лета назад ушёл Клён на охоту, да из лесу и не вернулся. Ждан, как полагается, предложил Берёзе свой дом и защиту, но та заупрямилась. Когда же попытался взять её насильно, то так его ринула - чудом жив остался, а сама ушла в лес, не смотря ни на холод зимний, ни на отроковицу-дочь.

С той поры лес начал мстить Ждану: то волки телушку задерут, то дитя аль жена уйдут по грибы да по ягоды и не воротятся. Вот и пополз слушок по деревне, что брат брата за жену порешил. Потому и неволить Беляну стрый** опасался, а держать при себе – дочерей жалел. Им при такой немужней красавице в доме о свадьбе лишь мечтать. Так и так выходило, что отдать Беляну в невесты Карачуну – наилучший для всех выход.

Вот и сидела теперь девушка под древней огромной елью, ждала своего «суженого». И было ей легко на сердце и горько. Легко – потому как, наконец-то, судьба её определилась, а горько – что Карачуну краса её без надобности, не для себя он дев забирает. Холодный он, и жена у него, Мара, есть, а другой ему и не надобно. В Нави живёт, под землёй, где нет ни луны, ни звёзд, ни красна солнышка… Сумеет ли она с ним договориться? Ведь по праву – ему её жизнь решать.

Борясь с сонливость, Беляна вновь широко распахнула мёрзлые ресницы – надо же на Явь наглядеться. Снег всё падал и падал, укрывая поляну, поблёскивая под тусклым светом сквозь ветшающие облака полной луны.
Глядь, закрутился разноцветный вихрь и посреди поляны появилась Гамаюн*** . Неловко переваливаясь на коротких, проваливающихся в снег лапах, птица подошла к девушке. Беляна разлепила онемевшие, синие от холода, губы и спросила подругу с укором:

- Ты же мне долю да любовь обещала…

Как только сияние птицы Ирия разлилось по поляне, равнодушие Беляны исчезло и сонливость как рукой сняло.

- Я ведь и не отрекаюсь. Помнишь пророчество: как встретишь несречу, так сречу обретёшь, с кем любовь потеряешь, с тем и найдёшь? - назидательно ответила Гамаюн. На её конопатом носу таяли снежинки, и она забавно сдувала образующиеся капли.

- Не ко времени ты наставничать вздумала, застыну я скоро, - девушка попыталась сесть поудобнее, но заледеневшие верёвки не позволяли это сделать. - Мне разом холодно стало. Чудно. До тебя было тепло…

- Ничего чудного, просто я тут поворожила, ты отогрелась, вот и опамятела. Вот пошто тут сидишь? – брови на лице юницы потешно нахмурились.

- Вишь, и я помышляю – с какого ляду я тут расселась? – зло ответила Беляна. – Знать, на снег не нагляжуся, любо мне это.

- Ты же ведунья, и не из ледящих . Порви верёвки, начаруй одёжу, а то срамно – в одной сорочке да босиком.

- Аха. Вдобавок - и синенькая! Вот-вот Снегуркой стану, всё себе отзнобила, - поддакнула девица и напустилась: - Шуткуешь?! Я же под Матерью Елью сижу. Нету у меня силы в этом месте.

- Ну, перевернись.

- Это дабы уж точно в Навь попасть? Вервие задушит, не видишь – вкруг шеи петля замкнута. Жизнебор мать ненавидел, и меня заодно. Вот и связал – с заговором и петлёй, чтоб не освободилась. Ка бы лето, то мамку б кликнула. Зря она меня у людей жить заставила.

- Погодь причитать. Вот я тебе помогу, - с этими словами Гамаюн наклонилась над Беляной начала зубами грызть верёвку.

Провозившись со щепку, птица подняла голову, сплёвывая густую слюну.

– Нет, не получается. И в правду - заговорённая, не перегрызть. И не ворожится тут. Ну-кась, я отойду от Ели и буду петь, а ты зажелай себе в душе большое и горячее. Тогда вервие само должно спасть – не любит Карачун живого тепла.

Гамаюн отошла на пяток саженей и затянула: «Ой, да, да ай, да! Ай, да, да ой, да! Ай, лЮли, ай люлИ!»

Беляна напряглась. На поляну сверху обрушилась печь, чуть не пришибив певицу – в последний миг та почуяла неладное и отскочила в сторону, ругаясь хуже пьяной голи перекатной.

- Ты чего зажелала-то? Я же говорю – большое и горячее! – накинулась Гамаюн на девушку.

- А? – умно откликнулась огорошенная Беляна. – Это что – я наворожила?

- Нет, Дед Пихто со родичи! Твоя грёза – моя сила. Ты о чём помышляла? – в Гамаюне кипел праведный гнев. Взмахом разноцветных широких крыл птица развеяла начарованнное, пояснила уже спокойно: - Чувство надо вызвать. Самое горячее, что ты в Яви изведала. Ничто другое не освободит тебя от пут.

Беляна зажмурилась и стала вспоминать. Родителей отринула сразу, она их очень любила, но любовь была не горячей – тёплой, сильной, ровной и уютной. Если она правильно поняла подругу, то тут нужна страсть. Было ли такое в жизни Беляны? Да, и ей Среча подарила свидание, правда – одно-единственное…

В позапрошлом лютне, на Волчьи Святки, довелось ей от гнева стрыя из дома утечь. Сама старшАя сунула ей в руки старый тёплый кожух и чуни. Семья – большая, и в зиму гулять по деревне приходилось чередом – своим жёнам да девкам одёжи не хватало, а сироте – и вовсе не положено. Только нужда была – сорвалась свадьба Гожи и Варуна. Жених, мельком в доме увидев Беляну, наотрез отказался от дочери Ждана. Ну, тут хозяин и осерчал, да так, что чуть в сердцах и не порешил сыновницу, на молву народную наплевав.

Вот и побежала тогда Беляна на ночь глядя в овин, лихо переждать. Да на беду, за околицей Роя и Лада встретила, братьев двуродных, гадов ползучих. Видно, шепнул им кто, где её поджидать. Сколько боли и обид от них натерпелась – на семерых хватит, и управы на них не найти – пожалишься, так тебя же и обвинят, и накажут…

Кинулась Беляна стрелой к лесу, уж там бы она себя в обиду не дала, извела б ворожбой или оборотилась зверем и сама задрала. Но близ деревни чаровать постереглась – волхв учует аль увидит кто, потом ходу в дом не будет – убьют, не из боязни, так от зависти.

Бежит Беляна по снегу, проваливается, чуни потеряла, чулки порвала, кожух и подол ноги путают, да с отвычки – три месяца, почитай, в дому просидела, где вся дорога – от кухни до горницы, да на задний двор. А парни в лёгких полушубках, да в поршнях меховых – ноги их сами несут, наст стопы не режет, кровью след не красит. Проскочила опушку, пробежала саженей десяток и свалили её.

Видно, дубинкой по голове ударили, ибо Беляна хоть и на миг, да обеспамятела. Начали одежду драть, чтоб снасильничать. Тут бы и порешили, а после к реке снесли да в порубь кинули – сгинула в лесу девка непутёвая.
Ратилась Беляна отчаянно, да разве совладать с бугаями без ворожбы? На чары время требуется, на оборот хоть четверть щепы, да надобно. Нежданно - раскидало насильников, и голос незнакомого парня раздался, насмешливый:

- Ну, ты, девка, лихо честь блюдёшь! Ка бы мы не подсобили – совсем пропали б молодцы. И чего тебе, девица, ночью дома не сидится?

Села Беляна в снегу, а вокруг неё пятеро чужаков стоят, улыбаются. Лад с Роем рядком лежат, без памяти, но живы – парок над лицами вьётся. Кое-как поднявшись, одёрнула понёву, да к двуродным поковыляла. Что пришлые её не обидят – поняла, а боле о них ей и знать не надобно. Оборотни, они либо сразу нападают, либо не трогают. Смахнула горстью кровь с глаз, да выбитый зуб сплюнула прямо в лицо Лада, затем со всей силы его по губам стопой припечатала. Хотела уж и горло перебить, да чужак перехватил:

- Ты чо, девка, совсем ополоумела? Ну, шутканули над тобой, что ж, их за это жизни решать ? – возмутился насмешник.

Беляна стала рваться из крепких объятий, рыча и воя, как скаженная.

- Пусти её, Серый, она в своём праве! – глубокий сильный голос одноглазого вожака заставил парня освободить девушку. Беляна вновь двинулась к Ладу, но пошатнулась и вновь обеспамятела.

Она пришла в себя под ветвями ели, уже обутая в кем-то найденные чуни и укутанная поверх кожуха тёплым полушубком. Чужаков осталось двое – Серый и вожак. Раны затянулись, на месте выбитого зуба чесалось – рос новый, голова была обвязана её же платом и уже не болела. Как и обычных оборотней, после скорого выздоровления её терзал голод. Увидев, что дева открыла глаза, Серый сунул ей в руки ломоть хлеба с мясом, спросив:

- Как тебя звать-величать, красавица? Может, подаришь бусину?

- Звать меня – Беляной. А вот бусины у меня нет. Я ж полоумная, кто мне её доверит? – съев угощение, холодно ответила девушка. Затем подошла к вожаку, поклонилась. - Спасибо тебе, добрый молодец. Как звать-величать тебя, мне не ведомо, и есть ли у тебя жена аль любимая – не знаю. Но, коли ты свободен, то не побрезгуй – возьми колечко на память, - с этими словами Беляна сняла с шеи шнур с ладанкой, в которой ото всех прятала кольцо – материн подарок. Сверкнул в лунном свете синий камешек, когда протянула она к оборотню ладонь. Отвернулся вожак от девушки, ответил зло:

- Видно, здорово тебе по голове ударили. Аль не видишь, что крив? Лучше Серого одари – он и моложе, и ликом пригож.

- Да и ты не стар, всего-то на четыре лета старше меня будешь. И – не Серый меня полушубком укрыл, да от насильников избавил. Я тебе свою верность предлагаю, а коль она тебе без надобности – погожу, может, кто ещё глянется.
Повернулся вожак к Беляне, взметнулись вокруг головы серебряные пряди, единственный глаз, жёлтый с зеленью, пристально всмотрелся в её лицо. И стало на сердце у неё так жарко, так радостно…

- Меня Лютый зовут. Мила ты мне, краса ненаглядная. Сейчас – не волен я, службу несу. Но приеду за тобой, по осени, ты только дождись! - с этими словами парень взял с девичьей ладошки кольцо и поцеловал Беляну. Голова у неё закружилась, ноги ослабли, и, если б не крепкие руки оборотня – лежать бы девке квашнёй на снегу.

Она ждала его, да только он так и не приехал…


Вот тот поцелуй и вспомнила сейчас Беляна, как горячо и сладко было у неё на сердце, а Гамаюн всё пела: «Ой, да, да ай, да! Ай, да, да ой, да! Ай, люли, ай люли!»

Враз чёрная тень заслонила лунный свет, и во мраке послышался волчий вой да медвежий рёв.

Когда же свет луны засиял сызнова, на поляне появился сам Карачун, в плаще из полночной тьмы, тёмно-синем кафтане, в сверкающей льдом короне и с витым посохом в деснице. Ростом бог Смерти и Холода был выше человека, стоял в окружении своей свиты, по-хозяйски глядя на Беляну. Тихо ойкнув, Гамаюн исчезла, а Беляна бесстыже рассматривала явившегося.

- Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? – недобро спросил Карачун.

- Вот ещё бы немного погодил – и было б мне без разницы. Не торопился ты ко мне, «суженый»! – ядовито заметила девушка.

- От же язва народилась, вся в матушку! - весело оскалился бог. – Ну всё, племянница, житие твоё у людей окончилось. Теперь тебе в деревню хода нет, да и в Яви делать нечего.

Взмахнул Карачун посохом, спало вервие с девицы.

- Ну, что ж, пошли, что ль, Беляна, в гости, - он приглашающе махнул рукой.

Вдруг волчий взвизг взметнулся над поляной, и дева наконец обратила внимание на свиту – волков и медведей. Тут и перехватило у неё дыхание – слева от Карачуна стоял огромный одноглазый волк цвета старого серебра, в ухе которого блестел-подмигивал синий камешек.

- Лютый, любый мой! Что ж ты слова не сдержал? Не приехал, не забрал меня? – звонкий голос девушки разнёсся по лесу.

Волк кинулся к Беляне, на бегу оборачиваясь в человека. Подбежав, поднял-прижал к сердцу девушку.

- Беляна! Душенька ты моя, голубка ненаглядная… Как же так? Ведь Серый говорил, что ты замуж вышла? А мужних дев в жертву не приносят…

- И ты поверил?! Даже поговорить не пришёл? Не узнал, в правду ль ждать перестала? – взгляд Белёны прикипел к лицу Лютого. – Лжу сказал тебе твой дружок, а ты и рад – слова не держать. Я-то все глаза проглядела, все слёзы выплакала, думала, что нет ужо тебя на белом свете! А ты – под тенью дяди прятался.

- Ну, что? Налюбовались друг на друга? Только дева мне в жертву уготована. Так что оставаться тебе, Лютый, бобылём. Не смог сберечь – теперь не перечь. Будет твоя суженая у моей жены наперсницей, - громовой голос Карачуна прервал влюблённых.

- Прошу тебя, Навий Страж, отпусти ты со мной мою любую! – кинулся перед ним на колени Лютый. – Сколько лет служил, не за страх, а за совесть, ничего для себя не спрашивал, так не откажи мне в милости!

- Зачем тебе дева, волк? Два года не нужна была, а тут вдруг понадобилась? – нахмурился Карачун. – Думаешь, что сердце девичье – безделица, никуда от тебя не денется?

- Не знал я, что меня ждала, что не забыла волка одноглазого. Думал, весь век так бирюком и проживу, ибо полюбил её сразу и накрепко. Вини меня, казни меня, только оставь в Яви любую!

На высокой ветке, невидима, сидела птица Гамаюн и всхлипывала от переживаний и умиления.

- Как решишь, Беляна, дочь Березины? Простишь ли ты волка глупого? Иль со мной до весны зверем пробегаешь, а там – передам тебя матери с рук на руки? – обратился Карачун к девушке.

- Прощу, куда ж мне от него деться? Да и не велика его вина – соратнику верить сам Перун заповедовал. Вот и не помыслил, что тот солгать мог.

- Ну, что ж. Так тому и быть. А с Серым сами разбирайтесь. Предавший раз, предаст и другой. Нет ему веры.

Волки сомкнули ряд и вытеснили перед собой Серого.

«Красивый зверь, сильный, - подумала Беляна, - только вот нутро гнилое за этим не спрячешь!»

Серый злобно оскалился, готовясь дорого продать жизнь. Лютый обернулся и встал против предателя. Беляна забеспокоилась – вдруг да не сладит мил-дружок с окаянным? Тот-то рожу за два года нажрал – аж трещит. А её суженый высох весь, только жилы да кости остались. Видно, тяжело ему досталась весть о её замужестве. А раз они теперь пара – то и ратиться должны вместе.

Беляна решительно встала рядом с милым. Ей захотелось стать грозной, но белой и пушистой, чтоб и в своей звериной ипостаси Лютому нравиться.

Думаете, самый страшный зверь в лесу волк иль медведь? Нетушки!
Крутанувшись волчком, встала дева уже в образе зверя, самого зубастого, самого злого. Прижав к голове уши и оскалившись, она воинственно застучала задней лапой. Из пасти, вместо рыка, послышалось грозно-пронзительный визг, аж уши заложило. Все на поляне замерли – и Серый, и Карачун, и его свита. Глаза бога Смерти расширились, заслезились…

- Нет, не могу больше… - простонал Карачун и расхохотался. – Ой, лишенько, да что ж это деется? – не устоял на ногах, сел на снег и залился смехом–плачем, с причитаниями. С ветки дерева перед ним на спину шлёпнулась птица Гамаюн, тоже зашедшаяся в хохоте. Волки и медведи – катались по снегу, ревя и повизгивая, только Серый держался под злобным взглядом Лютого. Беляна же не замечала вокруг ничего, кроме разлучника. Белое, пушистое и зубастое – получилось огромным зайцем, с медведя величиной. Широкие, длиной поболе пяди, резцы (куда там клыкам волков да медведей!) злобно оскалены, вытянутые уши прижаты к голове, в глазах горит священное пламя Ярилы, задняя нога выбивает громовые раскаты Перуна.

Взвизгнув, Серый бросился в чащу. За ним, потешно взбрыкивая куцым пушистым задом, погнался заяц. И лишь метель, послушная воле Карачуна, не дала сбежать Беляне, подхватив и поставив перед богом.

- Ну, что ж. Благодарствую, племяшка, потешила старика. Даже Березине не удавалось так меня рассмешить. Совет вам да любовь, дом – чашу полную, да деток здоровых! - пожелал молодым Карачун.

Мгновение тьмы, и они с Лютым остались одни на поляне, только с высокой ветки ближайшего к влюблённым дерева подглядывала любопытная подруга - птица Гамаюн. Да летали, поблёскивая, над засиявшей в ярком свете очистившейся луны поляной последние снежинки.

Аглая Стужева.

______________________________________

*сыновница - дочь брата
**стрый - брат отца
***птица Гамаюн - в славянской мифологии посланница богов, их глашатай. Она поет людям божественные гимны и провозвещает будущее тем, кто согласен слушать тайное. Нашим предкам Гамаюн представлялась мощной и красивой птицей с разноцветным оперением. Одни источники утверждают, будто у этой птицы голова женщины, однако, есть мнение, что не только голова, но и грудь. Встречаются редкие упоминания о том, что Гамаюн имеет способность к оборотничеству и может превращаться в прекрасную деву.


--------------------
Живы будем - Не помрем !
Пользователь в офлайнеКарточка пользователяОтправить личное сообщение
Вернуться в начало страницы
+Ответить с цитированием данного сообщения

Ответить в эту темуОткрыть новую тему
2 чел. читают эту тему (гостей: 2, скрытых пользователей: 0)
Пользователей: 0

 



Текстовая версия Сейчас: 1.11.2024, 6:23